30 мая 1990 года в Театре имени Моссовета на сцене «Под крышей» состоялась премьера спектакля «Калигула» Петра Фоменко. Олег Меньшиков сыграл в постановке пьесы Альбера Камю главную роль — сумасшедшего древнеримского императора.

«Калигулу» видели немногие. О нем до сих пор в театральной среде продолжают ходить мифы. В день 25-летия легендарного спектакля с Олегом Меньшиковым мы предлагаем вам окунуться в воспоминания, отраженные в театральных рецензиях начала 1990-х.

«Стало «доброй» традицией сокрушаться по поводу состояния дел в актерском цехе, особенно достается на орехи — и не без оснований — молодым. У Олега Меньшикова роль не просто заглавная, но такая, что далеко не часто попадается исполнителю даже раз в жизни. Но, согласитесь, и сыграть ее совсем не просто. Здесь нужно столько всего! Калигула — не только злодей и тиран, он и философ, и ребенок одновременно… О. Меньшикову можно позавидовать, но еще разумнее будет восторгаться его умением переходить из одного состояния в другое, от меланхолии к эйфории, поразительному темпераменту, способности вести действие, обострять диалоги, слушать, а не только говорить. Калигула — дебют молодого актера в Театре имени Моссовета, обещающий и обнадеживающий».

Театр: премьера, о которой говорят. Б. Покровский, «Вечерняя Москва», 1 июня 1990 г.

«О пластичности, ироничности, изменчивости, рефлексивности, парадоксальности, остраненности и просто странности О. Меньшикова наговорено много. Удивительно другое: в критике, кажется, почти не замечено, что артист наделен острейшим чувством целого – хватким, отточенным. Он грациозно раскрепощен, легко импровизирует, его игра действительно в высшей степени богата непредсказуемыми обертонами, но при этом – какая сильная, ясная архитектура ролей! Какая выверенная, строго функциональная логика работы при парадоксальности средств! Ничего общего с вольготной переливчатостью актерского «джаза», уже привычного, хотя, конечно, бывающего упоительным… Когда очевидное не замечается, на то всегда есть основания. Мне представляется, что тонкая острота Меньшикова и его мастерство нюанса сродни тем традициям психологической игры, которые театр умеет любить и боится терять. Цельность же – иной, не очень известной природы. Пресловутая ироничность – ее техническое условие, и это важно…

Его Калигула наслаждается абсурдной ситуацией, но от ритмично льющейся пошлости ему почти физически дурно. Вот эта отчаянная, подташнивающая радость (яркая, гордая – никакой Достоевской «подпольности»!) – это, кажется, до Меньшикова не сыграно никем и ни в чем… Актерскую манеру Меньшикова можно сравнить с методой художников — пуантиллистов: на холст точками наносятся несмешанные краски, чистые цвета в строго определенном соотношении – и возникает нечто переливчатое, легкое, кажущееся хрупким и беззаконным. Не решусь предрекать большое будущее самой манере хотя бы потому, что работать в ней будут – если будут – единицы: это адски трудно. Но в ожидании следующей роли Олега Меньшикова готов поручиться за ее настоящее».

Время Луны. Александр Соколянский, «Советская культура», 25 августа 1990 г.

«Фоменко сделал выбор точным — Гая Юлия Цезаря, по прозвищу Калигула (сапожок), играет молодой актер Олег Меньшиков, играет на таком высоком градусе экспрессии, что оторвать от него глаз невозможно. Его отчаявшийся герой поднимает демонический мятеж против неправедного жизненного устройства, понимая, что расплачиваться придется и чужой, и своей смертью. Нет, вовсе не «бесноватого фюрера» играет Меньшиков. Его Калигула — личность, одержимая маниакальной идеей. Он полагает, что его свобода властвовать трансцендентна, что он способен выйти за пределы возможностей своего человеческого «я». Но земная жизнь ставит ему на каждом шагу подножки. Пытаясь перехитрить «вечный узел» человечества, преодолеть абсурд земного бытия, Калигула этому абсурду подчиняется. Как хамелеон, меняет он одну маску на другую. Все тщетно. За любой маской просвечивает собственное лицо Калигулы, которому так и не удается познать Невозможное».

Театр умер! Да здравствует театр! М. Строева, «Известия», № 188, 06 июля 1990 г.

«То, что творит Олег Меньшиков на сцене под крышей Театра им. Моссовета, моментами ввергает зрителя в оцепенение. Бедняга зритель теряет все свои привычные ориентиры, перестает различать добро и зло, ложь и правду, а только следит завороженно за кружащей и скользящей по сцене фигурой, как кролик не может оторвать глаз от змеи… Роль — находка для Олега Меньшикова, актерские возможности которого находятся как раз в этой плоскости: на грани парадокса и абсурда, гибкой, почти незаметной изменчивости и пластической завершенности. И он ведет свою партию грациозно и вдохновенно, легко втягивая зрителя в водоворот неведомых страстей. Его Калигула — существо по отношению к окружающему миру и его условностям абсолютно свободное, и это ощущается физически. В повороте головы, жесте, походке, интонации, в каждой клеточке тела — раскованность и независимость. Его Калигула — существо, страдающее безмерно. Страдание можно передать по-разному: словами, мимикой, криком. Меньшиков не демонстрирует страдание, а заставляет ощутить его опять же физически. Боль, разлившаяся по всему телу, опускается и концентрируется в ногах, у самых ступней — и ноги не выдерживают, ступни неестественно выгибаются и выворачиваются. И больше уже ничего не нужно: чтобы быть убедительным, Меньшикову вполне достаточно ног».

Грациозный убийца. Ирина Мамичева, «Московский комсомолец», 7 ноября 1990 г.

«О. Меньшиков действительно играет технично, азартно — но неизобретательно. Его герою не хватает личностного масштаба (а сострадания даже с избытком), роли — анализа, образу — интеллектуализма. Все-таки Калигула не равен веселому мальчику с Покровских ворот, который с легкостью устраивал счастье своих коммунальных соседей. Впрочем, О. Меньшиков и не играет веселого мальчика. Он играет мальчика злого и избалованного, шута, шалопая. В молодом здоровом теле почему-то зреет нездоровый дух. Переждем. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, примерно таковы беспечные рассуждения об этом Калигуле…»

Браво, Калигула?! Н. Казьмина, «Театр», № 2, 1991 год.

«Сам Камю так понимал суть актерской игры: «Актер вторгается в душу, снимает с нее чары, и раскованные чувства затопляют сцену. Страсти говорят в каждом жесте, да что там говорят — кричат. Чтобы представить их на сцене, актер словно бы заново сочиняет своих героев. Он изображает их, лепит, он перетекает в созданные его воображением формы и отдает призракам свою живую кровь». О. Меньшиков так и играет — ни себя, ни нас не щадя, почти на пределе физических возможностей, и в то же время не соскальзывая в истерику, так, чтобы за напряжением мышц и голосовых связок не пропало напряжение мысли».

Бунт абсурдного человека. Н. Анастасьев, «Театр», №6, 1991 год.

«Мы смеемся, чтобы не сойти с ума», — писал Марк Твен. Эти, чтобы не сойти с ума, играли. У Меньшикова и Калигула такой — не правитель-палач, а Маленький принц, злыми чарами околдованный и превращенный в исчадие ада. Гамлет, играющий Клавдия в некой уродливой постановке, столь напоминающей действительность. От него невозможно оторвать глаз, от этого мальчика, спорящего с богами, — и к зрителю возвращается забытое, только в театре возможное чувство восторга от встречи с Актером. Именно так. Кругом все хуже некуда, на носу — голодная и холодная зима, а под самой крышей в здании на Маяковке — счастье. Очень по-русски».

Сыграйте, Принц! Н. А., «Московские новости», № 1, 06 января, 1991 г.

«Вещь эта довольно громоздкая (о пьесе А. Камю, — прим. ред.), она риторична, нагружена рассуждениями о таких категориях, как смерть, свобода, страх. И Фоменко почти ничего не сократил! Он превратил категории в живые отношения, в страсть — и пошел театр, и какой! Ярость, боль, цинический сарказм, тонкая ирония, одиночество, отчаяние, чудовищная жестокость — невиданный кровавый и трагический шут перед нами, захватывает дух, когда следишь за этим человеком и действом, клубящимся вокруг него все два часа без перерыва. Фоменко всегда задает в основных партиях высокую ноту (ее не всякий мог держать, это особенно удавалось Калягину, Эйбоженко, Тереховой, Антоновой) — и как никто он умеет сбрасывать патетику до самой низкой грубости. И как никто проделывает это в «Калигуле» Олег Меньшиков. Такого цезаря не было у нас».

Римский император в Театре Моссовета. Ю. Ким, «Московские новости», № 19, 1992 г.

«Итак, Калигула-поэт, Калигула-философ, Калигула-лицедей. Кровавый палач — да, жестокий тиран — да, но почему же, черт возьми, он так близок и понятен нам? Мы пугаемся этой близости, наш разум сопротивляется его античеловеческой логике, но факт остается фактом — согласитесь, Калигула в исполнении Олега Меньшикова не отталкивает, а притягивает. И секрет-то, в общем, прост.

Дело тут не только в личном обаянии Олега как актера и человека. Больная душа. Не про каждого ли из нас играет он эту роль? Не про себя ли? Не забирается ли он в самые потайные темные закоулки нашего сердца? Не узнаем ли мы в той фантасмагории, которую разворачивает перед нами Меньшиков, свои кошмарные сны? Не знаю.

Знаю только одно. Это настоящее Искусство, которое не отвечает ни на какие вопросы — оно их, наоборот, ставит. И еще — неповторимый актер в заглавной роли Олег Меньшиков. Дай ему Бог всего, всего и побольше новой хорошей работы».

Калигула и другие. Дм. Гласс, «Проспект мира», № 23 (74), 06 июня, 1992 г.

«Спектакль «Калигула» играется на «Сцене под крышей». Есть такое помещение в Театре Моссовета, только собственно сцены, подмостков в нем нет. Зрители и актеры рядом: привстань, протяни руку и можешь коснуться одежды исполнителей, и уж во всяком случае вглядеться в их лица, демонстративно неспрятанные под гримом. Спектакль идет 2 часа 20 минут без антракта, и Меньшиков все время на площадке. И даже тогда, когда на минуту-другую он исчезает, присутствие его все равно ощущается. К ужасу тех, кто существует рядом и к странному чувству, которое он заставляет испытывать зрителей, втягивая их против воли в кошмар происходящего. Избавиться от этого чувства трудно, те, кто испытал, — запомнят».

Легче жить, чем притворяться. Натэла Лордкипанидзе, «Экран и сцена», № 8, февраль 1992 г.

«Палач и мечтатель, палач и жертва — между этими полюсами мечется Калигула. Актер воплощает поразительную сложность, непредсказуемость своего героя, его раздвоенность, расчетверенность. И все время на пределе, все время как бы взахлеб, на грани безумия. Тут открываются такие глубины и такие озарения, какие доступны только большим, мощным актерам.

Изменения душевных состояний Калигулы-Меньшикова не сопровождаются никакими театральными ухищрениями: на нем до конца спектакля не будет ни грима, ни париков, ни царственных одежд. Простые брюки сменятся будничным комбинезоном или плащом. И все, что произойдет на наших глазах с героем Меньшикова, — будут изменения внутренние, рожденные естеством актера, его пластикой, голосом.

Эта роль — огромная победа актера. Хочется увидеть его в других классических и современных ролях. Например, Гамлета, современного Гамлета конца ХХ столетия. И пожелать, чтобы актерское счастье ему не изменяло. Ведь Меньшиков обладает редким даром — назовем его «автономией духа».

Фантазии и открытия Олега Меньшикова. Юрий Фридштейн, «Арена», 1 апреля 1992 года.

«Он читает стихи, поет романсы, и все по-русски, — а «зал переживает драгоценные, редкостные мгновения истинной магии искусства». «Тонкая игра», «демоническое обаяние»: британская пресса, как родная, правду-матушку не утаивает. А российские газеты «Культура», «Экран и сцена» без его фамилии обходиться и вовсе разучились. Да вот хоть самые первые строки недавнего материала о Зиновии Гердте: «сидим это мы с Меньшиковым в его гримерной комнате… Меньшикова «уговорили» сыграть в новом фильме, «перехватив между Лондоном и Вселенной». Меньшиков «держит внимание той высокой духовностью, которая бывает только у святых детей и великих актеров»… Седые дамы называют его по имени-отчеству: я от Олега Евгеньевича. Актеры-ровесники грозятся, если что, отказать в его пользу свои призы и награды — из чувства справедливости.

Как она переносится — оглушительная, бесспорная слава в тридцать с небольшим? И каково это — жить, когда тебя уже назвали великим?

Нет ответа. Интервью Олег Евгеньевич Меньшиков давать не любит. Не портить же, право слово, настроение тому, кто подарил тебе почти три часа ничем не разбавленного счастья…»

«Я видела Меньшикова!» Л. Метельская, «Юрмала», 17 декабря, 1992 г.

Предлагаем вашему вниманию также:

Репетиция спектакля «Калигула» Петра Фоменко (ВИДЕО)

Уникальные фотографии легендарного спектакля «Калигула» Петра Фоменко