«Кавказский пленник»: литературный сценарий Арифа Алиева, Сергея Бодрова и Бориса Гиллера

В день рождения Олега Меньшикова вспоминаем одну из лучших картин в его фильмографии и публикуем литературный сценарий «Кавказского пленника» Арифа Алиева, Сергея Бодрова и Бориса Гиллера, который был опубликован в журнале «Киносценарии», № 5 в 1996 году.

Олег Меньшиков и Сергей Бодров в фильме "Кавказский пленник"

Фото: Неизвестный автор

***

Школа. Утро. Дверь в класс тихо открывается, и в проем просовывает голову Иван Жилин, коротко подстриженный — он готов идти в армию. Иван находит кого-то в классе и подмигивает. Рыжий мальчишка лет восьми подмигивает в ответ. Спиной к Ивану сидит его мать, учительница младших классов Нина Егоровна. Она читает школьникам вслух отрывок из рассказа Толстого «Кавказский пленник». Иван смотрит на мать:
— Мам!
Нина Егоровна поворачивается, видит сына, замирает и потом торопится к нему. Она обнимает Ивана, целует, утыкается ему лицом в грудь. Иван обнимает мать:
— Мне пора, мам.
— Ты пиши, Ванечка! Пиши…
Притихнув, класс смотрит на них. Иван идет по коридору школы с вещмешком за спиной, затем пересекает школьный двор, оглядывается и видит приникших к окнам мать, ребятишек… Они машут ему вслед.

Утром на сборном пункте врач проводит медосмотр:
— Правый глаз закрой!
Жилин берет правой рукой черную картонку и прикрывает глаз.
— Какую строчку видишь?
— Последнюю вижу.
Врач говорит медсестре:
— Проверь глазное дно, Света.
К Жилину наклоняется молоденькая медсестра, отраженный от зеркальца свет слепит глаза. Камера отъезжает, и мы видим, что Жилин сидит голый.
— Все у него в порядке, — говорит медсестра.
Сидя за столом, врач ест бутерброд и пишет в сопроводительной справке крупно, наискось: «Норма».
Жилин выходит в коридор, держа свои документы. В ожидании осмотра призывники радостно гогочут, толкаются в очередях и незатейливыми шутками пытаются смутить медсестер. Хирург идет вдоль ряда выстроенных призывников. Быстро и профессионально он сует руку между ног каждому парню.
Доходит до Жилина.
— Стой, не вертись.
— Щекотно…
Все смеются. Жилин гогочет вместе со всеми. Врач ставит на документах штамп: «Годен».

Железнодорожная узловая станция забита воинскими эшелонами. В тупике у здания вокзала, за бетонными блоками милицейского поста — несколько десятков вагонзаков. Единственный еще свободный путь занимает эшелон. В межпутье выгружаются солдаты — вчерашние призывники.
Из подогнанных к посту крытых «Уралов» спрыгивают горцыпленные. Среди камуфляжных лохмотьев черным пятном выделяется обычный мужской костюм. На лице обладателя костюма — Дзарахмата запеклась кровь, он растерянно щурит подслеповатые глаза, мешкает прыгать, спотыкается — и валится на щебенку.
Жилин спиной спускается с вагонной лесенки. Звякает откидным прикладом автомат. Жилин подтягивает ремень, поправляет тяжелый вещмешок и оборачивается. На сопровождавшем колонну «Уралов» бэтээре закреплен бильярдный стол. Несколько солдат развязывают веревки и тросы и с матерками сгружают стол. За выгрузкой наблюдает майор Маслов.
Охранник лениво подходит к Дзарахмату и пинком пытается поднять его на ноги. Дзарахмат и сам хочет встать, но руки стянуты за спиной телефонным шнуром. Жилин делает шаг навстречу, нагибается к пленному и помогает подняться. От удивления охранник вытаращивает глаза, а потом тыльной стороной ладони отмахивает Жилину по лицу. Пилотка падает под ноги. Жилин все еще цепляется за пленного, и охранник бьет его по руке сапогом. Майор Маслов, любовно поглаживая бильярдное сукно, говорит охраннику:
— Отставить! Ну чего пристал к парню? — со вздохом Маслов отходит от стола, нагибается за пилоткой и подает ее Жилину.
Жилин вытирает глаза. Маслов говорит:
— Не понял еще, куда попал?
Охранник поднимает Дзарахмата за шиворот, толкает, бьет в спину прикладом. И все-таки Дзарахмат оборачивается, смотрит на Жилина.

Вечером на станции, на установленном под складским навесом бильярдным столом Маслов заводит кий за спину и бьет «отраженным». Из станционного домика по станции разносится песня «Босоногое детство».
Жилин идет по маршруту между двумя постами — мимо склада ГСМ, мимо вагонзаков. Навстречу ему идет такой же часовой.
На разбитые окна склада грубо, внахлест наварены арматурные прутья. Приникнув к прутьям, пленники смотрят в окна. Жилин останавливается у стены. На него, вдавив лоб в прутья, смотрит Дзарахмат.
— Эй, сигареткой угости.
Жилин не отвечает, он знает, что это не положено. К Жилину подходит часовой, достает пачку, вытаскивает последнюю сигарету, комкает пачку, бросает в окно. Вагон взрывается нерусской руганью. Часовой в ответ тоже ругается:
— Совсем обнаглели, суки! Может, мне в магазин сбегать? Сигарет тебе куплю, шампанского…
В ворота на газике въезжает прапорщик Ряполов. Машина с горящими фарами едет мимо склада.
— Ну-ка, выключи музыку! — говорит Дзарахмат. — Я… я всю ночь буду петь, я никому спать не дам! — и затягивает песню, ему подпевают, колотят в стены, гремят мисками.
Ряполов останавливает машину, вылезает с бутылкой водки в руках, подходит к бильярдному столу.
— Кто выиграл, товарищ майор?
— Я, — отвечает Маслов. Ряполов ставит бутылку и два стакана на стол. Начинает разливать.
— За вас.
Маслов кивает, берет свой стакан, чокается с Ряполовым, но не выпивает, морщится — ему не нравится шум. Маслов снимает с гвоздя автомат и дает очередь по трубе на складской крыше. Визжат срикошетившие пули, разлетаются куски железа, и наступает тишина, только звучит последний  куплет «Босоногого детства».
— Тихий ангел пролетел, — говорит Ряполов.
— Люблю тишину, — отвечает Маслов, и они выпивают.

Утром на станции двое солдат бегут к бэтээру. Жилин торопливо заканчивает писать письмо, отдает часовому и бросается догонять товарищей.
Механик залезает в люк бэтээра, а у брони выстроились трое солдат. Среди них — Жилин. Все трое — новобранцы, поэтому Ряполов внимательно осматривает их: снаряжение, оружие, внешний вид.
— Итак, наша задача — доставить ребятам на блокпост воду, продовольствие и… Что еще ждут ребята? Рядовой Жилин?!
— Патроны, — отвечает Жилин.
— Ребята ждут писем от своих любимых девушек, — говорит Ряполов.
Взрывает мотор бэтээра, и из люка высовывается улыбчивый механик. Ряполов перекрикивает шум:
— Маршрут прогулочный. Но работать будем по-настоящему.
После перевала стрелять во все шевелящееся, звучащее и светящееся. Всем ясно?
Новобранцы отвечают нестройно:
Так точно.

Гребни утесов отделяются от неба. Небо сразу делается высоким, уходит от земли, к которой его приклеила ночная мгла. Ветер клубит облака, разносит поднятую «бээмпухой» пыль. От высокогорной перегрузки натужно ревет мотор, колеса рвут из дороги камни и сбрасывают в пропасть.
На броне со снайперской винтовкой расположился прапорщик Николай Ряполов. Из люка высунулся с автоматом Жилин. Их задача — прикрывать борт от возможного нападения сзади.
Машина забирается все выше. Жилин смотрит на искрящийся вдали снежник, подставляет лицо нежаркому утреннему солнцу.
— Че, зевлом торгуешь, мальчик? — говорит ему Ряполов.
Жилин спохватывается, дергает стволом:
— А?
Машина разрывает клочья спустившихся на горы облаков, приближается к сплошной белой завесе.
— На! Лезь сюда! — Жилин выбирается из люка. Ряполов сует ему свою винтовку. — Подержи.
— Тяжелая!
Ряполов достает баночку с кремом, на сапоге смешивает крем с грязью и мажет лицо. Жилин гладит зарубки на винтовочном ложе. Ряполов отбирает винтовку, предлагает Жилину баночку:
— Намажься.
— Вы как индейский вождь, товарищ прапорщик, — Жилин подносит ко рту ладонь, кричит по-индейски, но тут же получает локтем в бок под бронежилет. Жилин берет немного жирной грязи с сапога прапорщика, принюхивается, мажет щеку. Ряполов повязывает голову камуфляжным платком и
изготавливает винтовку к стрельбе:
— Справа работай.
Справа — обрыв, ждать оттуда нападения глупо. Жилин вытирает о штаны испачканные пальцы, устраивает автомат у бедра. Машина въезжает в сырой туман.
— Холодно, — говорит Жилин. — Лето уходит.
— Ротик закрыл! — останавливает его Ряполов.
Из тумана надвигаются и почти сразу пропадают клыки скальных останцов, нависшие над дорогой валуны, желтокоричневые пятна бересклета. Машина переползает через седловину и катит вниз. Мотор понемногу успокаивается.
Трясет меньше, и Жилин отнимает руку от скобы, за которую держался на повороте. И вдруг из тумана появляются перегородившие дорогу женщины, дети и впереди них старик Кадий в белой чалме. Машина резко тормозит, колеса юзят к обрыву. Женщины и дети стоят неподвижно.
Жилин едва удерживается на броне, падает животом на автомат. Ряполов стреляет в толпу, одна из женщин хватается за живот, падает на колени, скулит. Ряполов ударяет прикладом по люку:
— Дави их!
Водитель пытается сдать назад, но поздно: сброшенные со скал валуны мешают развернуться. Женщины и дети дружно падают на землю, прятавшиеся за ними муджи бегут к бэтээру. Кинжально бьют автоматы, выстрелом из гранатомета сбивается боковой люк. Жилин спрыгивает с борта, оступается. Пули взбивают фонтанчики пыли у его ног. Ряполов отталкивает Жилина, и тот катится под откос. Осколок щепит винтовочное ложе. Ряполов падает, перекатывается к колесу и в упор стреляет в краснобородого муджа. Запоздавшая пулеметная очередь сбивает мусор на откосе.
— Штопай! — кричит Ряполов. Ствол наклоняется. Одного муджа разрывает в клочья, другой визжит, дергает перебитыми ногами. Из развороченного люка выбирается сержант. Он тяжело дышит, широко раскрытым ртом хватает воздух, из ушей у него идет кровь. Он взгромождает на камень гранатомет и
пробует прицелиться.
— С предохранителя сними! — кричит Ряполов сержанту, но тот опаздывает с ответом. Пуля цепляет ворот бронежилета, попадает в горло, и сержант валится навзничь.
Совсем близко от Ряполова рикошетит трассирующая пуля. Еще пуля чиркает по кромке дорожной колеи, прочерчивает след, и Ряполов понимает, откуда стреляют. Он плотнее прислоняется спиной к колесу, садится на корточки, примыкает штык, медлит, выдыхая из легких гарь и, стремительно выпрямляясь, всаживает в живые бугорки между валунов полную обойму.
Всего в нескольких метрах разрывается граната. Ряполов падает, слышит тонкое двойное пение осколков.
Мудж сбивает люк и закалывает пулеметчика.
Ряполов вжимается в землю подбородком, грудью и ползет навстречу врагам. Снова близкий взрыв гранаты обжигает лицо. Ряполов сползает на обочину, прячет лицо в татарник, меняет обойму, вскакивает и видит, что так же стремительно поднимаются навстречу темные фигуры. Ряполов стреляет, бьет штыком, прикладом, прыгает на спину убитого врага и, успев сделать еще один шаг вперед, валится в кусты бересклета. Гортанные крики прерывают звуки боя.

Земля вокруг разбитой «бээмпухи» выжжена и засыпана пеплом. На броне и далеко вокруг разметаны трупы солдат и муджей. Кто-то из женщин рыдает над трупом погибшего мужа, но большинство под руководством Кадия торопятся вынести к подогнанным поближе повозкам уцелевшие вещи и оружие.
Из муджей в живых остался только Краснобородый. Раненого укладывают на повозку, и возница шлепает осла. Очнувшись от тряски, Краснобородый открывает глаза, просит:
— Поднимите меня!
Вознице помогают приподняться. Он оглядывает поле битвы и удовлетворенно улыбается:
— Ай, как хорошо! — смотрит на машину, но взгляд его быстро мутнеет. Командир муджей заваливается на бок и еще что-то бормочет — то ли поет, то ли говорит нараспев. Голос то поднимается, то спадает до шепота. Трупы муджей складывают на повозку и накрывают рогожей. Несколько женщин копаются в машине: снимают пулемет, моторы, приборы ночного видения. Необходимый инструмент разложен на броне.
Вдруг люди замечают на седловине облачко пыли — это АбдулМурат торопит коня. Люди с тревогой приглядываются к всаднику. Кадий берется за автомат. Абдул-Мурат спешивается.
— Откуда путь начали, уважаемый? — спрашивает его Кадий.
— Зачем коня не жалели?
— Из Махкета. Имею интерес.
Кадий кивает, и люди перестают тревожиться. Кадий подходит к повозке и ворошит оружие. Абдул-Мурат смотрит на убитых солдат, спрашивает:
— Пленных не берете?
Женщины переносят снятые моторы, и повозки уезжают вниз по дороге.
— Нет, — отвечает Кадий. — Нам опасно у себя держать.
— Мне нужен русский. — говорит Абдул-Мурат.
— В кузове солдатик плакал — мальчишки добили! Но может, еще кто-то дышит. Найдешь — бери.
Абдул-Мурат вынимает из седельной сумки ружье и идет к машине. В кузове на лавке лежит придавленный разорванным железом мертвый парень. Кровь на перерезанном горле еще не засохла. Пулеметчик и водитель мешали курочить механизмы, и их трупы выбросили на дорогу. Абдул-Мурат вылезает из машины, наклоняется к водителю, потом к пулеметчику… Он оттягивает им веки, щупает шею, убеждается, что оба мертвы. Потом он выбирается на обочину, оглядывается, замечает сломанные ветки бересклета и спускается под откос. Из кустов торчит полузасыпанная щебнем рука. Абдул-Мурат мнет руку, дергает на себя, гладит, трет, прижимает к лицу. Кинжалом он рубит ветки и выволакивает Жилина на дорогу. Жилин еле слышно хрипит. Абдул-Мурат чистит ему от грязи рот, вытаскивает наружу язык. Жилин стонет. Абдул-Мурат снимает с него бронежилет и плеткой связывает руки, щупает пульс, запястьем проверяет температуру и… шепчет ругательства.
Уезжает последняя повозка. Женщины уходят, смолкает плач.
Абдул-Мурат идет вдоль обочины. Гранатная воронка, посеченный осколками ствол, сломанная пулей ветка,
окровавленный лоскут… Над пропастью, притулившись к сухому дереву, сидит Ряполов. На груди расплылось большое темное пятно, голова безжизненно свесилась, но рука сжимает штык. Абдул-Мурат наступает на сухую ветку. Ряполов поднимается с колен, рискуя сорваться, прыгает к Абдул-Мурату, тот вскидывает ружье. Ряполов заносит над головой штык, Абдул-Мурат отбивает штык ружьем, бьет еще. Расставив полусогнутые руки, он прыгает к Ряполову и, повернувшись всем корпусом, хватает в охапку и выбрасывает на обочину.
Ряполов лежит неподвижно, из ушей у него идет кровь. Абдул-Мурат щупает у раненого жилку на шее и… опять шепчет проклятья. Потом он взваливает на спину Ряполова и вытаскивает на дорогу. Здесь он замечает Кадия.
— Сын в тюрьму попал. Хочу обменять. — говорит Абдул-Мурат. Кадий понимающе кивает. Потом захватывает обшлага мундира и вытаскивает из-за пояса палаш, предлагает Абдул-Мурату:
— Зарежь лишнего, пожалей лошадь.
— Какого?
Кадий указывает на Жилина.
Абдул-Мурат кивает на Ряполова:
— А если этот сдохнет?
Кадий усмехается:
— Они оба сдохнут.
По осыпи катится щебень. Скаля белые клыки, поднимается и идет ленивым наметом то ли большая собака, то ли волчица.
— Привыкают к сладкому мясу, — говорит Кадий.
Абдул-Мурат перекидывает пленников через седло, привязывает, и конец веревки наматывает на поводья.
— По дороге долго не ходи, сворачивай в лес, — советует Кадий Абдул-Мурату. — Скоро вертолеты прилетят.
Абдул-Мурат сходит с колесной дороги, ведущей к Махкету, и принимает по тропе круто в гору. Жилин стонет, пытается пошевелиться, но Абдул-Мурат на ходу потуже затягивает «багажный ремень».
Голова Ряполова качается на каждый лошадиный шаг. Лоб поранен, кровь запеклась над бровями. Ряполов без сознания.
Абдул-Мурат переводит коня вброд через речку. Конь идет тяжело, приостанавливается на берегу, но Абдул-Мурат показывает ему плетку и с силой дергает за поводья, заводит в лес… Низко проходят невидимые из-за деревьев вертолеты. Абдул-Мурат вновь выходит на дорогу. Поворот — и на той стороне ущелья открывается селение Махкет. Над домами курится густой кизячий дым. В ранних сумерках затихает напряженное пение муэдзина. Мирно. Пусто.
В одном из домов над пропастью распахнуто окно. Из него на дорогу смотрит девочка лет тринадцати — это Дина, дочка Абдул-Мурата. Она замечает отца, приглядывается, понимает, что конь нагружен, видит окровавленных пленников и… хлопает в ладоши, смеется. Абдул-Мурат ведет коня по крытой улице. На плетняк падает кровь.
Абдул-Мурат добирается до места — к двухэтажному дому за высоким каменным дувалом. У открытых ворот его ожидают работник — ногаец Хасан и Дина. Хасан вводит коня во двор, стреноживает, ослабляет ремни. Дина подносит таз и льет отцу воду на руки из кувшина. Хасан примеряет на Ряполова кандалы.
— Рано! — останавливает его Абдул-Мурат.
Хасан обыскивает Ряполова, выкладывает на землю документы, колоду порнографических игральных карт, немного денег, длинную металлическую расческу. Абдул-Мурат документы забирает, а остальное возвращает. Подумав, он переламывает расческу и половину выбрасывает за дувал.
Хасан открывает сарай и вносит туда железную печку.
Вечером в сарае растоплена печь. На лежанках мечутся в бреду Жилин и Ряполов. В изголовьях трясутся огоньки светильных плошек.
Дина помогает знахарке смешать в деревянной чаше порошки и травы. Знахарка заливает снадобье пивом из кувшина и поочередно опускает в чашу змеиную кожу, раковину-конус и кизиловую ветку. Потом она разворачивает дерюжку и кладет на грудь Жилину бараний курдюк. Бормоча молитвы, знахарка втыкает в курдюк гвозди и булавки.
Входит Абдул-Мурат, наклоняется к Ряполову. Губы раненого кривятся для улыбки — и мертвеют.
— У него больше нет времени, — говорит знахарка и бросает в казанок на печи несколько свечек.
Абдул-Мурат пластает Ряполова на лежанке и знахарка льет на спину раненому расплавленный воск.
— Ну? — спрашивает Абдул-Мурат. Знахарка поднимает у раненого веки, поворачивает его голову к свету, вглядывается в мутные глаза.
— Нет в нем жизни.
На губах Ряполова появляется кровь. Абдул-Мурат разжимает ему зубы, запихивает в рот горсть таблеток:
— Э, не умирай! Ты мне живой нужен. Знахарка через длинную стеклянную воронку вливает Ряполову снадобье из чаши.
Ряполов хрипит, давится, выплевывает таблетки.
— Ешь! — Абдул-Мурат запихивает таблетки обратно и, приподняв раненому голову, зажимает ладонью рот.
В ожидании чего-то ужасного Дина поет тягучую односложную песню. Не выдержав, она закрывает глаза.

Ночью у себя в доме Абдул-Мурат молится:
— Сколько людей ушло из моей жизни! Многих любил, а других — недолюбливал. С одними жил, как с братьями, а с другими враждовал. Я прошу — пускай два русских безбожника выживут. И больше ничего не прошу, не удивляйся.
Раннее утро. Пустой двор Абдул-Мурата, из которого виден весь аул.
Замок на сарае, в котором держат пленных. Одна стена сарая стоит прямо на краю крутого обрыва. В сарае по стенам мечутся отблески светильных плошек. В полуостывшей печи перебегают голубые огоньки. Ряполов приподнимается на лежанке, пытается осмотреться, но вертеть головой ему трудно, он морщится.
— Подъем, — Ряполов наклоняется к лежащему рядом Жилину и, потянув за волосы, заглядывает ему в лицо. — Больше никого?
Жилин мотает головой.
— Везет дуракам.
Жилин переворачивается поудобнее и пытается улыбнуться.
— Ты хоть стрелял? — спрашивает Ряполов.
— Не получилось, — говорит Жилин.
— Плохо воюем, Жилин. Ох, плохо!
Жилин кивает. Ряполов ощупывает карманы, находит только обломок расчески. Смотрит на бледного Жилина, спрашивает:
— Блевать тянет? — Жилин кивает. — Контузия… И воняет здесь, как будто слон сдох…
Ряполов подходит к двери, сильно бьет ногой, сгибается, от боли в груди задерживает дыхание. Хасан открывает дверь и радостно мычит, зовет хозяина. Из дома к сараю спешит Абдул-Мурат. Он видит вставших на ноги пленников и тоже радуется:
— Ай, молодцы! Хасан, неси железо, — Хасан гремит кандалами. Абдул велит: Выходите на двор.
— Отсоси у дохлого осла, — ругается Ряполов.
Смеясь, Абдул-Мурат бьет Ряполова в грудь, и тот падает на лежанку. Жилин пытается толкнуть Абдул-Мурата, хватает за шею, но тоже падает от бессилия и боли и корчится на полу.
— Дерутся — значит, живые, — говорит Абдул-Мурат. Хасан приносит кандалы и заковывает пленников. Дина стоит в дверях, смотрит, теребит на платке ильзергиль.
В глазах у Жилина темно от боли, но серебряным зигзагом блестит талисман-застежка. Жилин видит два радужных отверстия — немигающий взгляд зверя.
— У русских — свинячья кровь, — говорит Дина.
— Принеси им воды, — говорит ей отец, выходя из сарая.
Хасан отдает ему ключи.
Дина берет кувшин и наполняет его водой из дождевой бочки. Абдул-Мурат смотрит на пленников в дверной проем. Дина вносит кувшин. Быстро смотрит на пленных и уходит.
— Кровь смойте, — велит Абдул-Мурат.
Хасан задвигает щеколду на двери. Войдя в дом, Абдул-Мурат кладет ключи от кандальных замков в банку на кухонной полке.

В сарае Ряполов просит Жилина:
— Полей.
Жилин льет из кувшина в подставленную горсть. Ряполов обмывает на лице раны, поворачивается к Жилину, спрашивает:
— Как я выгляжу?
— По-геройски, товарищ прапорщик.
— Тебя как звать?
— Иван.
— Мы с тобой в глубокой жопе, Ваня. Так что здесь я не товарищ прапорщик, просто Коля Ряполов, — Ряполов
протягивает Жилину руку, и тот пожимает ее.

Мать Ивана стоит у школьной доски. В руках у нее письмо от сына. Она читает вслух:
— «Служу я, мама, на Кавказе. С одной стороны море, с другой — горы. Все у меня хорошо. Ты особо не беспокойся. Твой послушный, любящий сын Иван».
Мать счастливо улыбается, смотрит на класс, говорит:
— И все. Вот такое короткое письмо.

Горы над Макхетом. Закат. Орел пользуется последними лучами дневного света — с шумом взлетает и парит в вышине. Блестящие крылья отражают пожар вечернего неба, и снизу орел кажется красным.
Дверь в сарай неожиданно распахивается. Хасан заходит и выталкивает пленных во двор. Во дворе стоят два старика — старейшины села — Хаджи-Вакиль и Кази-Мугамед. Абдул-Мурат хмурится, он явно не рад приходу гостей.
— Здорово, курбаши! — говорит им Ряполов.
— Здорово! — отвечает Кази-Мугамед.
— Из чего в наших стрелял, солдат?
— Из всего стрелял, — отвечает Ряполов.
Глаза Хаджи-Вакиля наливаются кровью, он громко шипит, перехватывает за основание свой посох и пытается ударить Ряполова, но Хасан успевает загородить пленника и принимает удар на себя. Жилин выдергивает у старика посох, хочет сломать его о землю, но сразу не получается, и Хасан возвращает посох Хаджи-Вакилю. Дина смотрит на Жилина, сбивая мутовкой молоко. Абдул-Мурат делает знак Хасану, и тот заталкивает пленников обратно в сарай. Хаджи-Вакиль сердится:
— Зачем русских в аул привел, Абдул?
— Уважаемые, пройдите в дом, — приглашает их Абдул-Мурат, и старики поднимаются по лестнице на второй этаж.
Одна из соседок, татарка Фирюза, удобно устроилась на табурете на своем дворе и сверху наблюдает все события, одновременно разматывая клубки с шерстью.
В доме гости усаживаются на подушках.
— Что мне делать? — говорит Абдул-Мурат. — Сын попал в тюрьму на Узловой. Дзарахмат мясо продавал на рынке и ничего против власти не делал. Почему его захватили, гадать поздно. Но настоящей вины на нем нет.
— Уо! Жаль, что на нем нет настоящей вины, — говорит Хаджи-Вакиль. — Если бы Дзарахмат убивал русских, тебе сейчас было бы легче.
— Я ездил на Узловую, просил коменданта продать мне сына. Комендант не смог продать. Слишком много написано бумаг, — и Абдул-Мурат достает документы пленников. — Я решил достать русских и сделать на них обмен, — говорит Абдул-Мурат старейшинам.
— Обманут, — предупреждает Хаджи-Вакиль. — Им доверять нельзя.
— Местом будет перевал Дагда. Это далеко от селения, и оттуда можно быстро уйти.
— Дагда — хорошее место, — соглашается Кази-Мугамед. — Там трудно делать засаду. И вертолет не может низко летать.
Дина достает из очага лепешки и несет их на стол. Хаджи-Вакиль продолжает:
— Пленники вернутся на Узловую и расскажут про нас и про нашу ненависть. Выколи им глаза, вырви языки, и все равно нам сделают десант.
— Если они захотят отомстить мне, пускай. У меня жизнь прожита, я не боюсь, — говорит Абдул-Мурат.
— Если дом врага хорошо горит, хочется поджечь все селение, — говорит Хаджи-Вакиль. — У тебя лучше будет на сердце, если их убьешь.

Ряполов ночью в сарае проводит расческой по стене.
— Нас убьют? — спрашивает его Жилин.
— Вряд ли… Зачем тащили в такую даль?
— Обменяют?!
— Меня — без вопросов. Если бы каждый их столько завалил, сколько Николай Ряполов, давно бы имели горы пустые, как после пылесоса.
— А меня?
— А смысл? Вместо тебя наши должны выпустить джигита. Так? Джигит отдыхает и опять идет на дорогу наших резать. С тебя же толку никакого.
— Я тоже научусь воевать.
— Поздно спохватился.
В дверную щель Дина подсматривает за пленниками.
— И что же со мной сделают? — спрашивает Жилин.
Ряполов проводит расческой по горлу и имитирует молитву. Жилин хочет что-то сказать, но не может, в горле пересохло. Он внезапно пьет из кувшина, просит:
— Николай… Вернешься, не рассказывай про меня в роте. Пускай мать подольше не узнает.
— Ладно, я пошутил. Обоих обменяют. Но сразу предупреждаю, с яйцами прощайся.
Жилин говорит тонким голосом:
— До свидания! До свидания!
— Я не шучу. Они всех пленных кастрируют — на всякий случай, обычай такой. Ты успел с девочками погулять?
Жилин врет:
— Вообще-то… успел.
— Ну, тогда тебе нечего волноваться!

Жилин нагибается, поднимает кусок старой проволоки, тонкую дощечку, ржавый гвоздь… Пленники садятся отдохнуть. Жилин скручивает проволоку в пружинку, щепит дощечку, правит камнем гвоздь… Приходит Дина, ставит перед пленниками кувшин с водой и еду.
— Спасибо, — говорит ей Ряполов. Пленники разрывают лепешки.
— Спасибо, Дина. — говорит Жилин и спрашивает: — Сама пекла?
Дина улыбается. Ряполов с удовольствием ест. Жилин говорит:
— Кто вашему Хасану язык отрезал?
— Русские, — отвечает Дина.
— Ну кто еще может язык отрезать! — говорит Ряполов.
— У него жена сбежала с геологом, — рассказывает Дина. — Хасан поехал ее искать. Он хотел только плюнуть перед ней и уйти. А когда нашел, не сдержался и убил. Семь лет он лес пилил в Сибири. Там он опять не сдержался, сказал лишние слова.
— Он вам родственник? — спрашивает Жилин.
— Его жена Сафа — моя старшая сестра. После Сибири Хасан приехал в аул. Отец попросил его с нами жить.
Жилин высасывает из кувшина последние капли, хлопает себя по животу, закатывает глаза и дурашливо валится на спину. Дина смеется.

На улице Махкета Абдул-Мурат разговаривает с Кази-Мугамедом.
— Долго пленных держишь, Абдул.
— Сам знаю. Матерей жду.
— Люди недовольны.

Ряполов и Жилин в сопровождении Хасана возвращаются с поля.
— Надо уходить, Ваня, — говорит Ряполов.
— Ну, подожди… Письма скоро дойдут.
Ряполов задумчив:
— Ты потом захочешь сюда вернуться?
Жилин оглядывается. Вокруг нет монотонных, скучных красок. Горы расцвечены радостными цветами, вдали сияют ослепительные снежинки. Жилин вдыхает свежий, вкусный воздух, говорит:
— Никогда.
— Сейчас мы рваные, грязные, на ногах кандалы. А прикинь, вернемся в новеньком камуфляже, на ногах кроссовки, в руках у тебя акаэс с подствольником или огнемет, у меня — эсвэдэ. Мы входим в ворота. Нас встречают, как старых знакомых. Абдул и Хасан, я надеюсь, так во дворе и останутся. А девчонка пригласит в дом. Мы еще не были с тобой в доме, Ваня!
— Я не хочу их убивать.
— Надо, Ваня. Это война.

Вечер. Посреди сарая — две кадки с горячей водой. Ряполов трет Жилину спину пучком скрученной соломы.
— Мать письмо получила, уже едет, — говорит Жилин.
— Может, и едет.
— Мне когда четыре года было, я из детского сада сбежал и провалился в заброшенный колодец. Все село на ноги подняли, все искали, а нашла мать. — Ряполов поливает Жилина ковшиком и подставляет свою спину. Теперь трет Жилин. — Вытащила меня, а потом плакала весь день. Она у меня очень впечатлительная… А твоя мать как?
— Моя — никак. Я детдомовский.
Жилин замирает.
— А кому ты письмо писал?
— Поварихе. Она умерла лет двадцать назад. Поскользнулась на мойке, головой о противень — и умерла.
— Что же ты молчал, Коля?
— Ну вот сказал.

Вечером Жилин и Ряполов смотрят на детей, играющих на улице. Мальчики, даже самые маленькие, пришли с оружием, девочки тоже одеты по-взрослому. Дина сидит рядом с пленниками и с завистью смотрит, как играют дети.
Один из мальчиков, «сват», стоит посреди круга и готовится петь. Другой играет на зурне, третий, «жених», оседлал жердину и изображает конский намет.
— Я прискакал издалека, хочу попросить у вас овечку.
Девочки отвечают:
— Мы люди бедные, скота у нас совсем нет, большой падеж случился.
— Хочу попросить у вас собачку.
— Жизнь теперь не та, что раньше, объедки от завтрака на ужин съедаем. Сдохла собачка!
— А хоть невесту дайте в таком случае!
— Есть немножко такого барахла. Но сначала хотим узнать о тебе.
— Нашли время веселиться! — говорит Фирюза.
— Коня взаймы дал, — говорит «сват». — Доспехов нет, конечно, и конь некормленый. И седло скрипучее, нож чужой, вместо плетки — веревочка. А кажется — ничего джигит. Ой! Он с коня свалился. Кто за него пойдет? Да никто, конечно. Уедет домой.
Дина вскакивает, подбегает к детям:
— Я за него пойду!
— А какое богатство имеешь?
Дина теребит застежку на платке:
— Вот этот ильзергиль и двух русских рабов в сарае.
— И пыль на трех дорогах, и камни на дне ручья, и хвостик дохлой крысы!
Девочки отталкивают Дину, и та возвращается на прежнее место, смотрит, как дети продолжают игру.
— Не берут замуж? — спрашивает ее Жилин. Дина качает головой. Жилин закладывает руку за спину и протягивает Дине смешную деревянную птицу на веревочках.
Празднично гудит зурна. Жилин смотрит на Дину, на груди у нее блестит серебряный зигзаг-ильзергиль. Дина дергает игрушку. Птица машет крыльями, как будто летит. Дина говорит шепотом:
— Спасибо.

Ночью в сарае Ряполов разбивает подгнивший потолок, на голову ему сыплются навозная труха, ветки, куски глины.
— Помоги!
Жилин подсаживает Ряполова, тот пролезает в дыру… но тут же срывается с куском кизячной штукатурки в руках.
— Из дерьма строят!
— А зачем нам туда?
Ряполов уже забрался в дыру и потому не отвечает Жилину. Во дворе собака выбирается из конуры, пересекает двор и ложится у двери сарая. Ряполов забирается в дыру, Жилин подает ему светильную плошку и лезет следом. В каморке, куда забрались пленники, нет окон, а кованая дверь заперта. Жилин светит плошкой на стены, каменный сводчатый потолок… Часть каморки заставлена корзинами и ящиками. Ряполов пинает ящик. Звякает стекло.
— Белое — несмелое, красное — напрасное, водка — в сердце прямая наводка, — говорит Ряполов. Жилин отчаянно налегает плечом на дверь. — Оставь. Сегодня мы проиграли.

Ночью у себя в доме Дина стоит у открытого окна и слушает, как на дне пропасти ручей катает камни.
— Предки, спасите нас от беспокойств и несчастий. Спасите Дзарахмата. И все остальное пусть останется так, как сейчас.
Входит Абдул-Мурат, отбирает птицу и выбрасывает в пропасть.

Жилин и Ряполов лежат в каморке, подложив под головы пустые корзины. Ряполов берет очередную бутылку и, вырвав зубами тряпочную пробку, делает несколько глотков.
— Настоящий снайпер умеет останавливать время.
— Навсегда, — и Жилин закатывает глаза и высовывает изо рта язык. Ряполов качает головой:
— Я сижу на позиции пять часов без движения. Глаза слезятся, ног не чувствую — затекли. И вдруг метров за
триста шапка мелькнула. Мелькнула только, а я уже знаю — там труп. Я уже чувствую запах смерти. Я знаю, моя винтовка сама выстрелит за полсекунды до того, как труп рванет пуля.
— Я тоже хочу научиться стрелять.
— Для этого талант нужен.
— Ты давно на войне? — спрашивает Жилин.
— Давно. Сначала из-за денег, а потом привык. Уже не знаю, как бы я жил без войны. А ведь война, Ваня, это такое говно… — Ряполов глубоко вздыхает, задерживает воздух, продолжает: — Как-то втроем пошли мы проверить одну пещеру. Местные базарили — там «духи» склад устроили, продукты хранят. Короче, наткнулись на паренька. На поясе нож, гранаты, ружье держит. Но, говорит, не воюет, а ходит по лесу, ловит баранов, режет, мясо продает на рынке. Похоже было на правду. Аулов много брошенных, скотина разбежалась… Я сейчас думаю, он правду сказал. Его Зуфаром звали. Про родителей сказал, про старшую сестру. Посмеялись мы даже, выкурили по сигарете. И вдруг — «духи», целый отряд. Нам надо бежать, прятаться, куда этого Зуфара девать? С собой брать нельзя — шумнет, и нас сразу засекут. Отпускать тоже нельзя. Короче, он догадался обо всем, бухнулся на колени и смотрит прямо мне в глаза. А я его — ножом по горлу.
— Я бы не смог. — говорит Жилин.
— А я вот — смог.
— Коля, у тебя есть семья?
Ряполов снова взахлеб пьет из бутылки:
— Мой брательник и сеструха — портвейн «Агдам» и бормотуха!

Ночью во дворе Хасан замечает собаку у двери сарая и прислушивается.

Ряполов отбрасывает початую бутылку.
— Ехал — за деньгами. Приехал — подчиняюсь приказу. В бою стреляю, чтобы выжить. И до нового боя мечтаю за погибших товарищей отомстить.
Хасан отворяет кованую дверь.
— Хасан, жало змеиное! Унюхал, унюхал выпивку — и самому захотелось, да?
Хасан мычит.
— Они не пьют, им обычаи не позволяют, — говорит Жилин.
— А для кого ж они это все делают?
Хасан мычит, хватает Ряполова за рукав и тянет к двери, но ненастойчиво.
— Хасан, выпей с нами!
Хасан мотает головой.
— Выпей, а то обидимся! — говорит Жилин. Хасан хватает бутылку, делает несколько больших глотков и полощет горло.
Он громко чмокает, закатывает глаза — всеми силами пытается изобразить ощущение удовольствия.

Ранним утром пьяницы вываливаются из каморки на плоскую крышу. Отсюда видно все селение.
Жилин поет:
— «Я люблю тебя, жизнь…»
Хасан вдохновенно мычит, делает антраша и падает.
— «Я люблю тебя снова и снова!» — подхватывает Ряполов.
— «Возвращаюсь с работы усталый…»
Дина выглядывает из окна.
— Цо-цо-цо!
— Цо-цо-цо! — Ряполов пробует танцевать на краю крыши, но мешают цепи. Хасан прихлопывает в такт. Они танцуют вместе, падают и не сразу поднимаются.
— «День победы порохом пропах!» — поет Ряполов.
Из соседних домов доносится ругань. Абдул-Мурат выходит во двор и не может скрыть улыбки. Жилин тоже улыбается, достает из кармана часы и отдает Абдул-Мурату.

Мать Жилина едет в автобусе, смотрит в окно. Автобус едет по городу, по дороге вдоль моря.

У себя в кабинете Маслов говорит не переставая, отчаянно жестикулирует, смеется, тычет в лежащее перед ним на столе письмо и в какую-то мятую карту:
— Это бандиты! Неделю назад мы пытались устроить обмен. Я взял взвод, две единицы бронетехники, был задействован вертолет поддержки. И что? Они носа не высунули, потому что не решились напасть. Доходит? Они не думали меняться! Они думали из засады нас чики-чики! А увидели две единицы бронетехники, а увидели вертолет поддержки… Ха-ха-ха! А вы предлагаете — ха-ха-ха — забрать у меня заключенного и с ним под ручку прогуляться…
На станции Дзарахмат белит домик, где размещается кабинет Маслова. Звякает стекло, в кабинете рушится что-то тяжелое, и Дзарахмат заглядывает в окно. Мать вцепилась в Маслова, пытается оторвать погоны… Маслов выскакивает из вагона, ругается, на ходу поправляет китель, платком растирает по лбу кровь. Заметив, что часовой уставился раскрыв рот, Маслов набрасывается на него с кулаками:
— Ты эту дуру пропустил? На очках утонешь, урод… — Маслов пытается достать охранника пинком, но тот уворачивается, роняет карабин.
Мать идет вдоль вагонов. Маслов кричит ей вслед:
— Послушай, мать! У нас вчера пост вырезали. Двенадцать человек! Каждый день потери…

Во дворе Абдулы Жилин и Ряполов сидят, притулившись к дувалу, больные после вчерашней пьянки. Хасан возится в
сарае, чинит потолок. Он мычит вчерашнюю песню. Дина наблюдает, как пленники поочередно прикладываются к
кувшину.
— Абдул! Можно войти?
На зов Кази-Мугамеда из дома выходит Абдул-Мурат и впускает во двор гостей. С Кази-Мугамедом пришел незнакомец — посеченные шрамами залысины, невысокого роста, улыбчивый.
— Мир вашему дому и много удачных дней, — говорит он.
Пленникам не слышно, о чем гости просят Абдул-Мурата. Но по тому, как разглядывает их незнакомец и как машет посохом в их сторону Кази-Мугамед, пленники понимают: решается их судьба. Незнакомец вынимает деньги.
— Они оба написали письма своим матерям, — говорит Абдула.
— Письмо может потеряться по дороге, чья-то мать может не приехать. Я не могу рисковать.
— Никакого риска, — говорит Незнакомец. — За эти деньги комендант отпустит вашего сына.
— Соглашайся, Абдул, — уговаривает Кази-Мугамед. — Всем будет хорошо. Люди в ауле успокоятся.
Ряполов поясняет Жилину:
— Покупать нас будут, Ваня.
Незнакомец подходит к пленникам, внимательно осматривает их, заглядывает в глаза. Ряполов сплевывает на землю.
Внезапно Жилин хекает и скалит зубы. Но незнакомец не вздрагивает:
— Ты часы чинишь, мальчик? Будешь у меня работать, хорошо кормить тебя буду, русскую девочку тебе куплю.
Дина что-то негромко шепчет.
— Нет! — говорит Абдул-Мурат.
— Э, подумай еще! — настаивает Незнакомец.
— Сегодня комендант берет деньги, а завтра не берет, — говорит Абдула. — Сегодня один русский живой, а завтра — сдох. Так разве не бывает? Я не хочу рисковать.
Незнакомец кланяется и уходит. Абдул-Мурат закрывает калитку и идет в дом. Жилин спрашивает Дину:
— Ты чего шепчешь?
— «Предки, спасите нас от бесчинств и несчастий. Пусть все останется, как сейчас».
— Это хорошая молитва.
— Отец сказал, через десять дней ваши матери не приедут, он убьет тебя… и тебя.
— Вот и верь после этого людям! Отдалась я ему при луне.
Он же взял мои белые груди и узлом завязал на спине, — спел Ряполов.
— Дина! — позвал Абдул-Мурат. Дина убегает в дом.
— Мне уходить надо, понял? — сказал Ряполов Жилину.
— Я с тобой.
— Подумай еще. Тебе что, потерпи десять дней, потом мать приедет.

Узловая. Мать Жилина идет по улице, сворачивает на базар. На базаре рядом с киоском, где торгуют мясом, стоит
грузовик. Рядом — будка, где сидит сапожник. У грузовика возится шофер-махкетец. Мать Жилина подходит к нему.

Ночью в сарае Ряполов и Жилин готовятся к побегу. Ряполов отрывает доску от задней стены сарая. Выглядывает наружу. Внизу темнота, только где-то далеко бурлит горный ручей.
— Ну чего, Коля? — спрашивает Жилин. — Лезем?
Внезапно они слышат лязг замка. Ряполов ставит доску на место, и беглецы бросаются на пол, притворяясь спящими. В сарай входят трое вооруженных мужчин, старший и два молодых. Все трое — пьяные.
— Выходи! — приказывает старший.
— Чего надо? — спрашивает Ряполов. Молодой стреляет из автомата у ног пленных. Все трое смеются. Абдул-Мурат, Хасан, Жилин и Ряполов, трое пришельцев стоят во дворе. Дина стоит на ступеньках в ночной рубашке.
— Они — мои пленные. По нашему закону никто не может их взять у меня, — говорит Абдул-Мурат.
— Твой закон старый, как ты сам. Сейчас война, сейчас новые законы, — говорит старший и командует пленным: — Садись в машину!
— Зачем берете? — спрашивает Абдул-Мурат.
Старший смеется:
— Хочешь, поехали с нами, там узнаешь!

Старый грузовик едет по горной дороге. Выезжает из-за поворота. Старший стучит по кабине грузовика.
— Стой!
Грузовик останавливается. Все выпрыгивают из грузовика. Пленные оглядываются, не понимая, куда их привезли. Старший командует пленным:
— Иди вперед!
Ряполов и Жилин стоят, смотрят на Абдулу. Молодые толкают пленных в спину.
— Что там? — спрашивает Абдул-Мурат.
— Мины, — говорит старший. — Нам на свадьбу ехать, а там мины стоят, мешают.
— Темно же, ничего не видно! — говорит Жилин.
Молодые упираются стволами в спины пленных.
— Скажи им — пусть идут, а то застрелим, — говорит старший. — А разминируют, в живых оставим, слово даю.
— Абдул! — кричит Ряполов. — Сними кандалы! А то подорвемся!
Абдул-Мурат говорит после паузы:
— Ключи дома лежат.
Ряполов ругается:
— Но ничего — мы погибнем, наши товарищи за нас отомстят. Пошли, Ваня.
Ряполов чиркает зажигалкой и осторожно идет вперед. Жилин идет рядом, поддерживая цепь.
— Подорвутся, — говорит Абдул-Мурат.
— Нам все равно: лишь бы проехать, — отвечает старший.
Жилин сидит на корточках около мины. Ряполов держит зажигалку. Жилин осторожно расчищает землю вокруг мины. Зажигалка гаснет. Ряполов бесполезно щелкает зажигалкой, ругается:
— Подожди, я сбегаю, а то…
— Тихо! — говорит Жилин. В наступившей тишине что-то громко щелкает.
— Одна есть, — говорит Ряполов.

Утром дома Дина открывает сундук и наряжается в расшитую серебряными колокольчиками рубашку. Слышит звук далекого взрыва. Прислушивается.

Хасан, Жилин и Ряполов разбрелись по полю, они разбивают кетменями дресвяные комки. Тоже слышат звуки взрыва. Останавливаются.
На утесе прыгают дети. Мальчик с черной повязкой на лбу подходит к краю утеса, кричит:
— Эй! Правда, что русские умнее наших и потому в космосе летают?
— Правда, — отвечает Жилин.
— Тогда ответь на такой легкий вопрос: почему корова срет лепешкой, а коза горохом?
Жилин сам ничего не может придумать, оборачивается на Ряполова, но тот стоит к нему спиной.
— Э, какой вам космос! В говне и то не разбираетесь! — дети дружно хохочут. На поле появляется Фирюза:
— Эй, Хасан, дай на время русских. Хоть немного отдохну.
Хасан кивает головой. Фирюза ведет пленных на свой участок. Позвякивают кандалы, они по-прежнему скованы одной цепью.
Позднее на участке Фирюзы в кустах на траве Ряполов и Фирюза занимаются любовью. Фирюза активно отдается со всей вдовьей страстью. Звенит цепь на ноге Ряполова. Спиной к ним, на расстоянии цепи, сидит Жилин. Задумчиво
насвистывает мелодию. И делает птицу из кусков проволоки и ржавых гвоздей.
Через час пленники идут по дороге. Фирюза ведет их обратно на участок Абдула. Хасан мычит, вопросительно глядя на
Фирюзу. Фирюза машет рукой:
— А, мало сделали! Сам знаешь — русские ленивые. Завтра еще их возьму!
Ряполов говорит Жилину:
— Я не смогу, завтра твоя очередь.

Вечером Дина выходит из дома в своей красивой рубашке с колокольчиками. Ряполов и Жилин сидят на крыше дома,
отдыхают, прислонившись спинами к стене. Дина несет поднос с едой. Звенят колокольчики.
— Красиво звенят, — говорит Жилин.
— Это рубашка моей бабушки, — Дина ставит на плоский камень кувшин и лепешки, протягивает пленникам сигареты.
Ряполов закуривает, а Жилин отказывается, он подходит ближе и рассматривает колокольчики на рубашке.
— Бабочки, яблочные семечки, рога архара, маковые бутоны… И звенят по-разному. Дина звенит разными
колокольчиками.
Жилин дотрагивается — сначала до бутона, потом до рога:
— …И волчья голова…
— Она означает большую славу и достаток. Мы любим волков.
Ряполов курит, щурится на холодное вечернее солнце. Жилин отдает Дине новую птицу. По дороге проезжает грузовик, подъезжает к дому Абдул-Мурата. Ряполов видит, что шофер о чем-то говорит с Абдул-Муратом, отдает ему записку. АбдулМурат уходит в дом, быстро возвращается и, садясь в кабину, говорит:
— Дина, иди домой! Хасан, я вернусь завтра утром!
Грузовик уезжает.

Дина бежит по тропе к ручью. К груди она прижимает птицу. Она прячет птицу на ветке дерева и торопится домой. Путь ей перегораживают два мальчика. Один младший, другой — старше — его брат. Они толкают Дину, хватают ее за платье.

В горах над Махкетом что-то ухает, рождает низкий гул.Внизу, в густом вечернем тумане ручей катает камни и шумит
громче прежнего.
Ряполов отрывает доски, и в сарай врывается дождь, чавкают о глину крупные капли, а с потолка начинают стекать навозные струи.
— Собаки след не возьмут, — говорит Ряполов.
Жилин смотрит наружу:
— Разобьемся.
— Я тебе одну вещь хочу сказать, Ваня. Ты только не смейся. Если что со мной случится, у меня сын есть в городе
Чите. У него такая болезнь, что не лечится. Я ему туда деньги посылаю.
— Все хорошо будет, Коля. Завтра вечером у своих будем.

Вечером мать Жилина входит в чайхану. Абдул-Мурат сидит за столиком в углу. Перед ним нетронутый чай. Мать проходит к столику, садится
— Вы спасли моего сына. Он написал… Спасибо вам.
— Я спасаю своего сына, — говорит ей Абдул-Мурат.
— Я вас понимаю.
— Ты меня не понимаешь, женщина. Мы — враги.
— Да, конечно.
— Смотри, чтоб комендант не обманул.
Мать Жилина усмехается:
— Куда мне привести вашего сына?
— Я сообщу позже, когда место подготовлю.
— Я узнала — ваш сын учитель. Я тоже учительница.
— Молчи! Лишнего не хочу знать.
— Вы… меня не обманете?
Абдул-Мурат, немного помолчав, говорит:
— Тебя — нет, — потом встает из-за столика и уходит прочь.

Поздний вечер. Стена сарая над пропастью. Ряполов вылезает первым, Жилин за ним. Чтобы добраться до пологой
осыпи, им надо пройти по узкой тропе по краю пропасти. В самом опасном месте Ряполов ложится на бок и ползет,
прижимаясь к стене. Вниз летят сорванные кандальными цепями камни.
Хасан вылезает на дождь. Он ловко карабкается по стене и быстро догоняет беглецов.
— Дрессированный прибежал! — кричит Ряполов.
Хасан хватает Жилина за плечи, потом наваливается всем телом и что-то мычит ему в самое ухо. Ряполов выдирает из
стены камень и с силой опускает Хасану на голову. Хасан заваливается в пропасть и тянет за собой Жилина.
— Держись! — кричит ему Ряполов. Жилин цепляется за мокрые камни, но удержаться не может. Ряполов добирается до Жилина, хватает его за плечи и… стряхивает Хасана вниз.
По воздуху носится грязная пена, лепит в лицо. Отдохнув недолго, Жилин и Ряполов добираются до осыпи и скользят под уклон, тормозя кандалами. На полдороге Жилин сбивает валун, встает на ноги, но тут же поскальзывается и мешком летит в кусты.

Ранним утром Жилин и Ряполов бредут по ручью. Жилин останавливается, подбирает камень и начинает неистово
мозжить цепь. Ветер разносит по горам утренний азан.
— Недалеко ушли. — говорит Жилин.
Ряполов берет другой камень и разбивает цепь. Беглецы идут дальше. Путь им преграждает река. Узкая береговая
отмель упирается в отвесные скалы: надо переправляться на другой берег. Беглецы заходят в холодную воду сначала по колено, потом, переглянувшись, по пояс. Вода захватывает тела и уносит прочь. Камни рвут одежду, царапают, из грязных ран на голове течет кровь. Ни Жилин, ни Ряполов не достают дна, захлебываются, ожесточенно молотят руками, пока течением их не выносит к корневищу. Они цепляются за гнилые ветки, перебираются через пни и ползут в полузатопленных зарослях белокопытника. Близко слышится хриплый вой. Беглецы уползают обратно и снова бредут по колено в воде.
Небо смутно розовеет… Но вот солнце цепляется за ломаные гребни махкетских гор. Яркий свет заливает ущелье от края до края. Ночь отброшена. Наконец беглецы выбираются на сухое место, переходят поляну и, хотя дрожат от холода, засыпают…
Росяная струйка стекает по коре, попадает на лицо. Жилин в полусне дергает головой.
«Ах-ах», — нервно, как будто срывая голос, тявкает лисица, окончательно будит беглецов. Жилин встает, и лисица исчезает в заросшей метровыми папоротниками промоине.
Жилин выходит на поляну. Сначала он видит собак и только потом — большую отару. Овчарки в широких клепаных ошейниках начинают рычать. На поляну выходит старый пастух. Как только он поравнялся с собаками, те сразу теряют интерес к чужакам.
— В таких случаях надо спокойно сесть на землю и ждать.
— Не замедлив шага, пастух дотягивается палкой до приблизившейся к обрыву овцы и поддерживает удар гортанным
возгласом. Вспугнутая птица взлетает над поляной, скрывается в лесу и кричит оттуда, как будто ребенок плачет.
— Ворон кричит, мяса просит, — говорит пастух.
Ряполов встает и идет за пастухом. Пастух поет:
— Ай-вай, ай-вай!
Ряполов спрашивает его:
— О чем поешь? — и нагоняет пастуха. Цепи звенят, ударяясь о камни, но пастух не оборачивается.
— Не о чем, а зачем. Ай-вай, ай-вай!
Ряполов зажимает в руке обломок расчески. Жилин начинает догадываться, зачем Ряполов подошел к пастуху. Он
вскрикивает и бежит вдогонку.
— Один хожу. Разговаривать хочется, оттого и пою.
Сейчас… — Ряполов бьет пастуха расческой в голову.
Жилин набрасывается на Ряполова. Они падают и катятся в промоину. Пастух добирается до коня, отвязывает повод,
выхватывает из седельной сумки карабин, сгибается, чтобы просунуть в стремя ногу, но промахивается, падает навзничь и замирает. Ряполов придавливает Жилина, сильно бьет в грудь. Жилин смотрит в небо и никак не может вздохнуть. Ряполов пинком переворачивает пастуха и забирает у него карабин. Жилин смотрит в небо. Ряполов нависает над ним, подает руку:
— Вспомнишь — вздрогнешь, вздрогнешь — сдохнешь. Жалко пастуха, душевно выл, — подражает: — Ай-вай, ай-вай!
Собаки обступают пастуха и ложатся кругом. Неуправляемая отара забредает в лес. Ряполов оттягивает затвор карабина, но в патроннике пусто.
— Чего ж ты, уртам-туртам…
— Сумка на седле, — говорит Жилин.
— Быстро!
Жилин и Ряполов идут к пастуху и разом останавливаются, понимают: еще шаг — и собаки разорвут их на куски.
Лесная тропа теряется в нагромождении валунов. Жилин и Ряполов останавливаются у выложенного камнями родничка и пьют с колен.
— Вкусная!
— Зубы ломит.
Когда беглецы встают, то видят горцев — в облаве участвуют все мужчины Махкета. Жилин хватает камень и бросает в
загонщиков. Ряполов вскидывает карабин и… Абдул-Мурат стреляет в Ряполова — пуля попадает в живот. Жилин подтягивается на валун, спрыгивает, бежит мимо кривых сосен с вылезшими наружу корнями и… останавливается на краю пропасти. Пропасть тянет к себе. Жилину хочется разом оборвать мысли и полететь вниз легким камешком.
Ряполов расцарапывает себе кожу, чтобы не удивляться исходящей из тела сильной боли.
Позднее на поляне у трупа пастуха стоят несколько горцев.
Еще двое-трое сбивают отару, выгоняя отбившихся овец из леса. На поляну выходят загонщики. Абдул-Мурат наклоняется к пастуху. Из головы у него торчит обломок расчески.
Абдул-Мурат указывает на Ряполова. Ряполов уже без сознания, изо рта у него тонкой струйкой течет кровь. Жилина
сильно бьют прикладом в спину, и он бредет дальше и не видит, что происходит на поляне. Загонщики скрываются в
лесу.

Махкет. Позднее. Дети прыгают по утесам, спешат на площадь. Загонщики входят в селение. Женщины и дети закидывают Жилина камнями, стегают ветками держидерева. Потом пленника волокут за мечеть и по доске спускают в глубокую яму.

Вечером в доме Абдулы тело Хасана наряжают в кефин, покрывают парчовым одеялом и кладут на носилки. Дина
помогает по дому. Носилки выносят за ворота, останавливаются, и мулла читает молитвы.

Тот же вечер. В яме Жилин приходит в себя. Издалека доносится женский плач, выкрики, молитвы. Жилин озирается.
Небо теперь далеко. В кровь обдирая руки, он карабкается по дресвяной стене. На лице, на запекшихся ранах оседают
глиняная пыль, обрывки паутины. Край ямы становится ближе, над головой нависает верхушка минарета. Рвутся сухие корни, и Жилин падает на дно.

Утром следующего дня на кладбище над телом Хасана совершают молитву. Мулла принимает от Абдул-Мурата и Дины искат.
— Сколько лет было покойному и какого он был поведения? — спрашивает мулла.
— Сорок лет исполнилось, — отвечает Абдул-Мурат. — Поведения он был самого обычного для наших дней.
Мулла делает девир, опять читает молитвы. Покойника кладут на короткую лестницу и опускают в могилу. Засыпая
могилу, работают попеременно, лопату не передают из рук в руки, а кладут на землю. Потом режут горло жертвенному
барану, выпускают кровь… Могилу поливают водой и уходят. Мулла читает талкин и тоже уходит. Все совершается очень быстро. Люди уходят не оглядываясь. На кладбище остается только Хаджи-Вакиль. Он стоит над незарытой могилой своего сына. Он берет комок глины, шепчет проклятия и бросает в могилу.

Соседнее с Махкетом селение. Утро. Ряполов не может самостоятельно держаться на ногах, и его поднимают,
наклоняют над носилками с телом пастуха. Тыльной стороной руки, сжимающей шашку, родственник пастуха вытирает со лба пот и, напрягшись, подается вперед:
— Пришла за тобой судьба, безбожник!
— Говорливый, вытри нос сопливый! — говорит Ряполов.
Родственник пастуха взмахивает шашкой. Ряполова опускают, отступают на шаг — и смотрят. Ряполов зажимает ладонью кровавую полосу на горле. Другой рукой он обхватывает голову и давит на затылок, пытаясь зажать рану.

Ночью в яме Жилин в полусне дрожит от ночного холода. Он поднимает голову и видит… Ряполова. Тот говорит:
— Плохо воюем, Жилин?
— Николай?! Здорово! — Жилин хлопает Ряполова по плечу, но попадает по стенке. На пол сыплются комки глины.
Жилин немного испуган:
— А ты чего пришел?
— Просто так — друга проведать.
— Коля… ты мой лучший друг.
— Вань, я мертвый. Но ты не обращай внимания.
Некоторое время Жилин не может говорить, потом спрашивает Ряполова:
— А у тебя там есть война?
— Сдурел?! Здесь мирно, легко. Если мучиться надоело, иди ко мне.
— Иди сам, запасных подметок нету! — и они оба хохочут.

Днем Дина опускает в яму на веревке кувшин и завернутые в тряпку лепешки.
— Не приходи больше, — говорит ей Жилин.
— А что?
— Старуху спроси, соседку.
— А что?
— Мне стыдно. Воняет очень.
— Ты теперь собака. Собака не стесняется вонять.
— У собаки шерсть. А я ночью чуть не замерз, если дождь пойдет, умру.
— Сегодня вряд ли пойдет дождь — светлячков много, а это к хорошей погоде.
— Налови мне для освещения. — Дина смеется. Жилин спрашивает ее: — Ну что, замуж ты еще не вышла?
— Нет, я нашим мальчикам не нравлюсь. Я как-то подслушала, они про меня говорили: «Доска, два соска». Так что никто не сватается.
— А зря…
— У нас рано замуж выходят. Мне через год можно, — и она подражает свадебному распорядителю: — «Счастье, счастье
скачет к нам! И ничто не может его остановить — ни обвал, ни молния, ни бурная река, ни злой барс!» И кто-нибудь посмотрит на меня и замрет от восхищения: «Таких красавиц раньше прямо со свадеб выкрадывали!»
Дина на краю отплясывает танец.
Жилин спрашивает:
— А ты по любви выйдешь замуж?
Дина говорит задумчиво:
— Любовь очень загадочное чувство. А моя сестра Сафа погибла из-за любви…
Дина и Жилин смотрят друг другу в глаза. Дина целует ильзергиль, отворачивается от ямы и уходит. Навстречу ей
идет старик с большими настенными часами, спрашивает:
— Сюда иду?
Дина пожимает плечами, уходит. В яму сыплется земля. Жилин задирает голову и видит старика. Он спрашивает Жилина:
— Ты тот самый русский, который часы чинит, или того зарезали?
— Я тот самый.
Снова сыплется земля. Старик показывает часы:
— Можешь починить?
— Не успею.
Старик вздыхает и уходит, бормоча:
— Ни у кого сейчас нет времени починить часы…

В это же время в пригороде Узловой, на блокпосту, часовой обыскивает Хаджи-Вакиля, пропускает. На привокзальной
площади Хаджи-Вакиль протягивает мальчишке-лоточнику пачку денег. Мальчишка, слюнявя пальцы, пересчитывает деньги и протягивает Хаджи-Вакилю пистолет.

Из окна милицейского кабинета видны часть привокзального рынка, сам вокзал и в тупике за бетонными блоками
милицейского поста — вагонзаки. В окно смотрит молодой милиционер. Это Нур, сын Хаджи-Вакиля.

Хаджи-Вакиль пересекает площадь. Нур замечает отца, суетливо распахивает окно:
— Отец!
Хаджи-Вакиль не поднимает глаз, стучит посохом по асфальту, подходит к милиции. Нур высовывается из окна и
кричит часовому у входа:
— Пропусти, это мой отец!
Часовой пропускает Хаджи-Вакиля. Ловкий продавец показывает покупателям, как правильно надо резать гранат,
разламывать на весу и есть, чтобы на землю не упало ни единого зернышка. Самые азартные покупатели пробуют
повторить приемы ловкача. Гранатовый сок течет по рукам.
Хаджи-Вакиль идет по коридору, посохом открывает дверь кабинета.
— Отец! — говорит Нур.
Хаджи-Вакиль вынимает пистолет и стреляет в сына. По коридору на выстрелы бегут милиционеры. Хаджи-Вакиль
стреляет в бегущих, кто-то падает… Из здания милиции доносятся крики, выстрелы. Часовой у входа дает в воздух
короткую очередь. На рынке поднимается суматоха, покупатели разбегаются. Через рынок пробегают милицейские наряды, топчут сапогами рассыпавшиеся фрукты.
В вагонзаке на посту заканчивается разгрузка новой партии заключенных. Несколько человек загнали в тамбур. Охранник командует:
— Пятнадцатый пошел! Шестнадцатый пошел!
Дверь камеры открывается… Взбудораженные выстрелами заключенные бросаются на решетки, орут, стучат в стены.
Сокамерники Дзарахмата бросаются в открытую дверь, сминают часовых и кого-то из вновь прибывших. Дзарахмат бежит вместе со всеми, наступает на кого-то, падает, поднимается — и видит из тамбура волю.
Прапорщик-контролер в упор расстреливает заключенных. Сыплется стеклянная крошка. Дзарахмат катается по полу,
стонет, затыкает рот шапкой.

Сумерки. Над селением курится густой кизячий дым. Абдул-Мурат выходит на площадь. От дыма и быстрой ходьбы он
задыхается. Женщины выстроились в цепочку, разгружают машину. На кабинной ступеньке сидит шофер и курит. Увидев Абдул-Мурата, шофер встает, гасит сигарету, говорит Абдуле:
— Поезжай за сыном. Хотел сам забрать. Но мне не выдали, есть формальности.
Абдул-Мурат трижды бьет себя по лицу плеткой. Люди замечают скорбь и застывают. На площади становится очень
тихо.

Сумерки. Яма. Дина бросает в Жилина камнем. Жилин вскрикивает от боли и удивления.
— Дзарахмат умер, — говорит она Жилину. — Ты проживешь еще ночь.
— Выпусти меня.
— Нельзя. Ты должен теперь умереть.

В сумерках по городской улице едет грузовик, в кузове которого сидит рядом с телом убитого сына Абдул-Мурат.
Следом за грузовиком бежит мать Жилина. Она плачет:
— Что ж мне теперь делать? Что мне теперь делать?
Абдул-Мурат молчит. Грузовик уезжает прочь. Мать остается одна на улице. К ней подходит майор Маслов, обнимает ее:
— Мы отомстим за наших сынов, мать. Будь спокойна. Дорогую цену они заплатят!

Из ямы Жилин говорит Дине:
— Я не хочу умирать. Тебе меня не жалко?
— Потерпи. После обряда тебя оставят шакалам. Но я похороню тебя.
— Принеси лестницу или веревку, пока нет никого.
— Я буду копать всю ночь, но я сделаю тебе просторную могилу. Потом я вымою тебя и заверну в покрывало. Потом я
посажу тебя, засыплю землей, и ты увидишь ангелов смерти.
— Спасибо тебе.
— Ангелы будут задавать тебе разные вопросы. Подумай сейчас о своей жизни, вспомни плохое и хорошее. В могилу я
положу ветки тисового дерева. Тис не гниет совсем. Если бы человек был из этого дерева, он бы не гнил и лежал себе
спокойно. А еще в твою могилу я положу ильзергиль. Это мой свадебный подарок. Может быть, твоя душа найдет себе невесту на небесах.
— Не найдет, — говорит Жилин.
Солнце превращается в красный глаз и света почти не дает. Дина сидит на корточках, коленки торчат выше головы, монисто позвякивает над ямой. По ее лицу текут слезы. Сверху сыплется пыль. Жилин закрывает глаза, а когда снова
запрокидывает голову, Дины уже нет.

По горной дороге грузовик подбирается к седловине. В кузове белеет завернутое в покрывало тело Дзарахмата.
Абдул-Мурат сидит рядом и держит сына.

В доме Дина ищет ключи: роется в сундуке, находит ключи в банке на шкафу.
В горах над Махкетом пелена облаков редеет. Появляется красная пелена закатного солнца.
Дина бежит к минарету.
Грузовик огибает утес. На той стороне ущелья открывается селение.
Жилин бросается к дресвяной стене ямы — лезет вверх, не обращая внимания на боль изодранных до мяса пальцев,
отчаянно цепляется локтями, коленками и даже кандальной цепью. Дресва сечет лицо, со лба стекает грязная кровь…
Над Жилиным нависает минарет. Жилин хватает зубами корни,
переворачивается и… …падает вниз, кричит:
— Дина! Дина!
Сверху сыплется пыль. На краю ямы сидит Дина:
— Ты хотел меня видеть, Иван?
— Хотел.
— Ну, вот и я.
Дина звенит ключами.
— Больше никого не убивай, ладно?
Жилин ловит ключи и кивает головой:
— Спасибо.
Дина идет к минарету, тянет из-под дувала лестницу и… вдруг слышит пощелкивание пальцами. Дина оборачивается и
видит отца. Она просит его:
— Не убивай его!
— Почему ты не плачешь над братом? — говорит ей АбдулМурат; — Он ждет тебя. Русские убили Дзарахмата, и мы должны убивать русских. Мужчины должны убивать, а женщины должны плакать. Это закон войны. Это понятно всем. Это очень просто… Иди домой. — Дина не двигается. — Иди к брату!
Дина уходит.
Жилин хватает зубами корни, подтягивается, и,
перевернувшись на спину, выдергивает тело из ямы. кричит:
— Дина!
Абдул-Мурат наставляет на пленника ружье:
— Пошли.

Дома Дина сидит у тела брата. Окно распахнуто: вечерний туман обволакивает вершины махкетских гор. Дина поет:
— …Выросли мы на камне, где ветер в сердце стучится, и снег, как смерть, нависает над бедною головой…

По тропинке Абдул-Мурат и Жилин спускаются к ручью. Они долго идут вдоль ручья, мимо террасных полей.
— Стой!
Жилин вздрагивает, останавливается.
— Боишься умереть? — спрашивает Абдул-Мурат.
— Нет. Я устал.
— Люди в своей короткой жизни не хотят искать мира и покоя. Что мы с тобой можем поделать? Почти ничего.
Жилин оборачивается, хочет что-то сказать… Абдул-Мурат приказывает:
— Иди и не оглядывайся.
Жилин идет с пригорка. Абдул-Мурат поднимает ружье, прицеливается. На мушке качается стриженый затылок. Видны зарубки на ложе. Абдул-Мурат дергает стволом, дважды стреляет в воздух и — уходит. Жилин стоит, покачиваясь на нетвердых ногах. Он… оборачивается. На пригорке никого нет. Жилин торопливо уходит в горы. Он поднимается выше, оборачивается, чтобы в последний раз посмотреть на махкетские дымы, — видит летящие к аулу вертолеты. Вертолеты стреляют ракетами по аулу. Дома загораются, рушатся, поднимаются столбы пламени и дыма.
Жилин бежит вниз, с горы, к аулу и кричит:
— Не надо! Не надо!
Звук пропадает, а потом в кадр врывается перестук железнодорожных колес.

В купе мать Жилина весело, взахлеб рассказывает попутчице о своем счастье, об оставшемся в живых сыне. Жилин стоит в коридоре. За окном осенний дождь хлещет русскую деревеньку. По стеклу ползут капли дождя.
По осыпи кладбища в Махкете катится щебень. Скаля белые клыки, поднимается и идет ленивым наметом то ли большая собака, то ли волчица.
Во дворе у разрушенного дома Абдула сидит Дина. Ветер качает смешную птицу. Птица взмахивает крыльями — как будто летит.
В поезде, раннее утро. По стеклу текут и текут капли дождя. За стеклом — лицо Жилина.

Читайте также:
«Кавказский пленник»: редкие кадры с премьеры в Москве и с награждения на «Кинотавре»
Нея Зоркая о «Кавказском пленнике» к 20-летнему юбилею фильма
Олег Меньшиков в документальном фильме о Сергее Бодрове-младшем

Оставить комментарий